«ЗА белым кроликом»; реж. Роман Каганович; Театр ненормативной пластики
Осторожно! «НЕклассический» театр!
Новый спектакль Романа Кагановича «ЗА белым кроликом» — истинный детектив на сцене, после которого ощущаешь себя облитым пахучим коктейлем из холодной «русской чернухи» и поминальных слез матерей. Жестко. Но это, наверное, именно то, чего не хватает сейчас в театре. Мне всегда хотелось увидеть, как режиссер может довести публику почти до пика, заставить ее отвернуться от действия, почувствовать всю ту боль отчаяния, несправедливости и бессилия. Этот спектакль должен оставлять после себя то самое неприятное, даже мерзковатое, послевкусие.
Если вспомнить русский современный кинематограф, то похожее послевкусие остается после просмотра фильма Юрия Мороза «Точка». Можно вспомнить и Гай Германику, но она срывается к некрасивому гиперболизму, который стопроцентно отрезает ее от серьезного российского кино подобного образца. Самое сложное в данном направлении – не опуститься до нелепого абсурда, когда кроме жести в кино более ничего нет, жесть, да и только. Тонкая грань, перейдя которую, режиссер неминуемо портит материал.
Роман Каганович грань не переходит, играючи балансирует, но не срывается.
«ЗА белым кроликом» начинается с голого мужика (арт. Валентин Воробьев), моющегося в тазу, поэтому всем любителям некого «классического театра» (что это я так и не поняла, но часто слышу в фойе) — просьба закрыть статью и на спектакль не приходить, чтобы уберечь и режиссера, и зрителей от идиотических комментариев про обнаженку и демонстрируемую на сцене «не классическую» дичь. Продолжайте оставаться в «классических» рамках собственно сочинённого «классического» театра, только Кагановича не трогайте. Уж, думаю, наслушался уже.
Итак, о спектакле. Как уже следовало понять, спектакль – жестокий. В нем и изнасилование, и двойное убийство, и слезы матерей, и молодые девчонки, валяющиеся в крови с сорванным нижним бельем.
Виновата ли жертва? Всегда ли оправдана реакция СМИ на подобные случаи? Честны ли судьи, и почему убийца выходит на свободу? Знают ли родители реально своих детей и проблемы о которых они переживают (здравствуй фильм «Кислота» Александра Горчилина)? Жить или существовать? Прыгать в яму или нет? Все эти вопросы поднимает Каганович в своем спектакле, и даже демонстрирует ответы, который зритель находит внутри себя.
Режиссер высмеивает бездушные ток-шоу всего нынешнего телевидения, показывая, как СМИ коверкают правду и хладнокровно ищет свою выгоду, используя горе отчаявшихся людей. Мир жесток – и это нам доносят со сцены.
Обычные девчонки возвращались с дачи и опоздали на электричку, желая поскорее добраться домой, они сели в машину к незнакомцу. Такой простой и до боли знакомый жизненный сюжет, но в спектакле параллелью идут три повествовательные линии. И лишь спустя время, как по законам хорошего триллера, зритель понимает, как все три повествования взаимодействуют между собой, соединяясь в единый пазл. Уже ради такого достойного монтажа смело можно идти на спектакль. Но кто что видит, как говорится…
Декораций в спектакле нет. Только стулья и свет. Да и не нужны они там, ведь воображение само красочно дорисует душную машину, осень, темный вечер, трассу, незнакомца за рулем и двух девчонок, дрожащих от страха. И страшен тот самый момент «до», когда еще была возможность не сесть в злополучное такси. Об этом выборе, о множестве вариантов развития печальной истории говорят герои постановки: «А если бы я поехала с ними», «А если бы я настояла, и мы бы не сели в эту машину», «А если…».
И вся жизнь порой построена на злополучном «а если…» и выборе. «To live is to choose». Один неверный выбор, злое стечение обстоятельств – и ты в могиле. А то и с переломанными ребрами где-то в лесу.
Одна из героинь спектакля задается вопросом: зачем рожать ребенка, если мир так жесток, если ее ребенка могут убить столь жутким способом? Она уже давно не хочет жить и стерла бы свою жизнь белоснежным ластиком, но «без смерти не умрешь» как говорится. И ответ на этот вопрос остается для каждого открытым.
Артисты умерли на сцене. Они смогли сорвать ту верхушку, которую, к сожалению, редко наблюдаешь. Они постепенно умирали, особенно это касается двух матерей убитых девочек (Анна Дюкова и Анна Кочеткова). Вот это игра! Браво! Там столько боли, отчаяния, бессилия и невозможности больше жить, что по телу пробегают мурашки. Они смогли изобразить боль своим телом, своей пластикой, усилив ее до реальных размеров, когда веришь. Театр ненормативной пластики отвечает за свое имя в этом спектакле. И слезы их были настоящие. И надевали платья они на дочерей по-настоящему, и обнимали их так, как только мать может обнять дочь. И это было высоко.
Убийцу боишься, он хладнокровен и жесток, в его взгляде нет жизни, он болен и ненормален. Холодный бесчувственный психопат. Как прекрасен артист, исполняющий так красиво столь ужасную по всем морально-нравственным законам, роль!
В начале спектакля он моется, наслаждаясь собственным телом, его глаза чуть закрыты, и он уже в предвкушении чего-то извращенного. Так убедительно. Периодически убийца появляется на сцене, то молчаливо сидит, то красит ногти на ноге в красный цвет. И это маленькое действие так громко и шумно говорит о нем. Отличный способ продемонстрировать больную неполноценность, странность, ненормальность при помощи столь обыкновенного (для женщины) действия. Но в исполнении мужчины – оно кажется жутким, и зритель видит всю исковерканность души маньяка.
И танцует он под конец спектакля вместе с Зайцем (Сергей Азеев) с невменяемым стеклянным взглядом. Жестко танцует, агрессивно, прыгает и скачет, будто извергая из себя всю ту чернь души, которая живет внутри. Заяц же решает взять реванш над маньяком, и «изнасиловать» его искусственным членом. Мол, завершить постановку знакомым: «Добро побеждает зло», но все мы знаем, что это не так. И Заяц в спектакле – особенный персонаж, который будто действует независимо от постановки. Он хозяин истории. Он командует, когда включать свет, когда какой герой должен выйти на сцену, шутит разнообразные шутки и ведет спектакль. Это центровой персонаж, помогающий соединить все линии повествования в одну. Он есть и его одновременно не существует. Он же и ведущий ток-шоу, он же и кролик Персик в клетке, он же и помощник, он же и сопровождающий в другой мир. Он некто между мирами. Некто эфемерный и одновременно осязаемый. Благодаря Зайчику постановка приобретает тот самый вкус трагикомедии и черный юмор. Сложная и энергозатратная роль, требующая постоянной физической активности. И даже уходя в тень, садясь на стульчик, артист продолжает реагировать на действие в спектакле. Он вздрагивает, морщится, отворачивается. Он ни на минуту не остается безучастным и это важно!
Весь коллектив спектакля во главе с Романом Кагановичем создали тот спектакль, который должен жить в нынешнем театральном «не классическом» мире. Режиссер не боится спугнуть зрителя, не боится быть эпатажным и хочет шокировать, но шокировать умело и грамотно, включая в свою работу интригующее развитие сюжета, актуальные вопросы и здоровое желание тряхануть зрителя. Мне давно хотелось, чтобы режиссер заставил меня захотеть отвернуться от сцены, почувствовать желание прекратить, но прекратить не по тому, что плохо, а потому что я не могу… Это и есть достойное пилотирование на эмоциях зрителя. Браво!
Irena Kristo
Февраль 2020 г.
Оставить комментарий